Пока мы стояли на якоре. В последний месяц лета на Ракушечном море

В августе мне довелось 10 дней походить по центральному Каспию, участок "Ракушечное море". Конец лета, по заверениям команды, ощущался на самом деле как сентябрь-начало октября, - волнения, туманы и холодный воздух. Может и так, конечно, но более подходящей погоды для первого знакомства с этим морем придумать сложно.

Жаль только, что вода мгновенно остыла, и искупаться у нас получилось только раз, уже по возвращению на берег.



...К кораблю пришлось прорываться. Преодолев барьер, возведенный из марочной тупости и первосортного бюрократизма, все же получаем допуск на территорию Баутино.

За те полчаса, что мы потеряли у ворот, розовый свет на западе померк и порт перешел на электрическое освещение; вокруг на судах загорались фонари, а высоко над нашим автомобилем со скрипом двигались огни исполинского грузчика.

Невзирая на ночь, становилось очевидным, что нарядно выглядевших катеров и яхт здесь не увидеть ни в какое время года, все корабли были заслуженными работягами, покрытыми вмятинами и охристыми подтеками поверх универсальной синей краски. Ближний к нам причал делили астраханский сухогруз «Омский», вроде бы казахстанское судно с несколько оскандинавленным названьем «Кайнарборг», и собственно наше научно-исследовательское, название которого я по некоторым причинам не буду приводить.

Не запоминая имен здороваемся с людьми, стоящими на корме, закуриваем по сигарете и в предшествующей сну апатии взираем на парящие над причалом сорокафутовые контейнеры. В каюте меня ждал второй ярус и комплект белья, - завтра с утра предстояла погрузка оборудования, поэтому после дня переездов засыпаю моментально, и не вижу снов про стюардесс.

Утро прошло в сборах, после обеда народ разбежался по койкам, мы же с Эрмиком остались на верхней палубе, с нетерпением ожидая момента, когда будут отданы швартовы.

Выйдя из довольно узкой горловины Баутино, судно пошло на север мимо смутных очертаний буровой платформы. По мере удаления от берега вода становилась все прозрачнее, порой угадывались какие-то объекты на дне.

Птицы, светлые чайки и неряшливые бакланы, какое-то время появлявшиеся поблизости, оставили нас, как только скальный берег ушел за синий горизонт. Мы не могли их осудить – вода над глубинами была холодной и небогатой, и даже несмотря на полный штиль на воде не было знаков плавящейся рыбы.



Прошли сутки, прежде чем мы оказались в водах Ракушечного моря. Загремела цепь, якорь зацепился за дно и судно повернулось кормой к берегу. Ближайший утес находился в пределах полукилометра; это означало, что глубина здесь небольшая и что был смысл начинать ловлю.

Распаковав снасти, я прошел на корму где был сильно удивлен, увидев облокотившуюся на перила фигуру с удочкой, - о наличии ярых любителей рыбной ловли на борту сведений до того не поступало. Но в ведре уже сидела парочка толстых бычков, при виде которых мне вспомнились черноморские рассказы Паустовского, и захотелось немедленно взять одного в руку, чтобы как следует его пощупать и рассмотреть.

Впрочем, было непохоже, что поймать «своего» будет делом трудным или долгим, и вот мы таскаем бычков вдвоем, параллельно беседуя о всяких разных штуках. Благо, капитан оказался человеком незаурядным - давно не доводилось мне встречать собеседника со столь приятным слогом, искусно скрашиваемым интонациями без вплетения крепкого слова. Водивший ранее суда в составе советской рыболовной флотилии от североамериканского побережья до южных оконечностей предположительной родины человечества, он отменно знал и внутриконтинентальные моря. Всевозможные справочники и монографии не заменят и толики тех сведений о Каспии, которыми он обладает и которыми делился в течение десяти этих дней.

Редко встречающийся в наше время, может, почти уже исчезнувший пример офицера и джентльмена, которому невольно стремишься подражать. Моё внимание, очевидно, было ему в свою очередь приятно, так как впоследствии он часто приходил посмотреть на улов и поговорить перед сном на приятные нам обоим темы.

Бычки, коих на Каспии обитает масса видов, отличающихся по размерам, окраске и форме тела, оказались страшными домоседами, поэтому этих рыб часто используют в качестве индикаторов состояния окружающей среды в том или ином месте. Для них подходят всевозможные формации на дне, вроде крупных камней, углублений, заросших растительностью, очень часто брошенные или случайно попавшие в воду артефакты, - автомобильные покрышки, трубы, банки и тому подобное. Последние часто встречаются у обжитых берегов или, если не очень глубоко, то возле затонувших буровых платформ и судов.

Короче говоря, если вдруг яростный клев заканчивался, то это наверняка означало, что дома никого больше нет. Тогда эти снасти убирались, а на смену им засветло готовились спиннинги на ночную сельдь.

Иногда судно становилось в месте, где бычка не было вовсе. Но чаще всего рыбалка была добычливой, - ближе к концу поездки у меня появились подозрения, что капитан всякий раз старался выбрать место для стоянки с учетом показаний эхолота. Это выглядело странно, так как после того первого раза он больше не ловил. Словно не хотел набить оскомину до выхода на пенсию.

Но я слишком забегаю вперед, а сегодняшним вечером на нарезанную кубиками курицу рыба ловилась отменно. Оставленную капитаном снасть подхватил Эрмик и продолжил, теперь на консервированную кукурузу. К этому моменту оснащаю удочку мормышкой и переселяю последних доверчивых жильцов из благоустроенной коммуналки в пятистах метрах от берега в протекающую холупу, находящуюся черт знает где.

Когда в сумерках клев стал стихать, с кормы свесили килечный фонарь. Мы с астраханскими ихтиологами ждали сбора до двух часов ночи, но килька так и не подошла, несмотря на ровную погоду и высокую прозрачность воды.

Назавтра предстояло работать мористее, над большими глубинами; поэтому было решено отоспаться, чтобы следующей ночью, если начнется настоящая рыбалка, не склеиться ещё до подхода хищника.

 

Не сегодня С меня тут по авиафауне и по тюленям требуют отчет, только сжатый в тиски науки. Надо до субботы поднапрячься, а там вам будет и килька, и селедка...

 

+1

 

Да, вот это рассказ, спасибо!!!

 

С нетерпением, ждём вторую!

 

круто молодцы!

 

Бычки?

 

Да, бычки. Тот, что на фото принадлежит кажется к р. Neogobius (кстати, надо перепроверить).
А "орловских" обсуждали не раз, они однозначно относятся к Rhinogobius.

 

На экране появилась группа аморфных облаков, в которых тяжело было распознать контур затонувшей платформы. Парни из соседнего отдела хорошо потрудились здесь в свое время, а каждое из пятен магнитной аномалии было подписано, так что сразу становилось понятно, что под нами на пятидесятиметровой глубине находится вертолетная площадка. Судя по фотографиям, она прекрасно сохранилась с года празднования 60-летия Азейрбаджанской СССР, несмотря на агрессивные условия в месте своего упокоения.

В ночном море установился штиль. Волны, тихо плескавшиеся под кормой, были отголосками послеобеденного ветра. Другим звуком на спящем корабле был ненавязчивый треск дизельной установки из машинного отделения, возле двери которого находился стул, который я сегодня любовно согревал.

Как и все остальные машины, двигатель был подвержен дурным настроеньям, и в такие минуты глубина под свешенным с кормы фонарем просвечивалась тускло, а мрак мгновенно отрывался от воды и переваливался через перила, съедая очертания окружающих предметов.

Эти темные минуты мне даже полюбились; ночные светила тогда проступали с неба яснее, а подобные отклонения от инженерных расчетов наделяли агрегат зачатками индивидуальности, которая каким-то загадочным образом помогала бороться со сном в отсутствии общества человеческого.

Незаметно близилось утро. Привыкнув к малым водоемам, я всегда несколько пасовал перед большими системами, вроде морей и океанов, - даже глубины свыше двух метров мало мне были знакомы, так как и на медлительных речках средней полосы, и в мутных потоках юга подобные омуты были редки. Хотя догадывался, что и микроскопический рачок, изо всех сил гребущий ножками внутри капли воды, и кит, планирующий над бездной Челленджера в масштабах Большой Вселенной тождественны, и что суть применяемых методик в целом меняться будет незначительно.

Тщательно всё обдумав, отправляюсь на кухню, чтобы набить карманы конфетами и плеснуть горяченькой из бойлера. Попивая на корме чай и похрустывая грильяжем, вдруг замечаю серебристое веретено, взвившееся вверх с глубины. Переливаясь, оно разбилось о нижнюю кромку воды и стало оседать в виде сферы, не покидая, однако, освещенного горизонта. По плотности роения узнаю анчоусовидную кильку, пробую половить и вытаскиваю сразу пару. Тонкая рыбешка ощущалась в кулаке, словно пойманная бабочка, и на коже она тоже оставляла мелкие чешуинки. Но и эти, и последующие просто багрились в силу плотности скопления. Тогда пытаюсь поймать её за рот при помощи маленькой мормышки, и в итоге выуживаю одну правильным образом.

Сразу стало отраднее, я отставил удилище и стал наблюдать за рыбьей толчеей. Иногда килечный шар выплевывал на поверхность ошарашенных желтых иголок – те принимались подолгу нарезать круги в стоге света, после чего застывали и падали вниз. Ближе к полуночи одна игла дает себя поймать в спущенное на веревке ведро, и отправляется в банку ждать утренней фотографии.

Заканчивая возню с иголкой, краем глаза замечаю, как сфера внизу стремительно разваливается, и только пара отбившихся килек стремится улепётнуть под винт. Но не успевает – с разных сторон к ним подлетели длинные рыбины, и вода становится пустой; хотя нет, в зеленой глубине виднеется хаотичное мельтешение мелочи. Вокруг медленно ходят тени значительно более крупные.

Схватив спиннинг, пробую обмануть сельдь силиконовой рыбкой; ощущаю пару ударов, но подсечь не получается, видимо сказывается хлипкий строй. К этому моменту килька совершенно исчезает, хищник тоже попадается на глаза нечасто. Пока рыба не отошла полностью, отсекаю одной из килек хвост и подсаживаю на джиг-головку – вижу, как большая сельдь тут же проглатывает приманку, и прогнувшееся удилище заставляет завизжать фрикцион. Рыба сопротивляется долго, через минуту подвожу её достаточно близко и пытаюсь приподнять на леске. Тогда селедка подарила мне ещё пару памятных моментов, на хвосте пройдя несколько метров по поверхности с сильным шумом. Рыба отвоевывает немного лески и заканчивает борьбу яростной свечкой, после чего наконец позволяет вытянуть себя из воды. Но и на досках палубы не сдается, разбрасывая голубоватую чешую по сторонам.

Новая рыба всегда памятна, и эта запомнилась хорошо. Хотя были потом другие ночные рыбалки на сельдь, и многие из рыб были и крупнее, и сильнее первой.

Большие стаи одинаково азартно бросались и на неровно пикирующий вниз «кастмастер», и на вертикальные движения зимней блесны; и даже на пресловутую фольгу от сигаретной пачки, при помощи которой один из матросов пытался на спор меня обловить.

Но самым честным образом был добыт первый пузанок, ради которого была потрачена целая ночь.


Пузанок #1

Пузанок #2

Ещё не малосольная

Полупрозрачная атерина. Промыслового значения не имеет, но Вы всё равно ели её с килькой в томате.

"...Граница на замке - спи страна спокойно".